Том 2. Приваловские миллионы - Страница 42

— Дядюшка, вы золотой человек!

— Может быть, буду и золотым, если вы это время сумеете удержать Привалова именно здесь, на Урале. А это очень важно, особенно когда старший Привалов объявит себя несостоятельным. Все дело можно будет испортить, если упустить Привалова.

— Но каким образом я его могу удержать на Урале?

— Это уж ваше дело, Александр Павлыч: я буду свое делать, вы — свое.

— Может быть, у вас и относительно удержания Привалова на Урале тоже есть своя счастливая мысль?

— Гм… Я удивляюсь одному, что вы так легко смотрите на Привалова и даже не постарались изучить его характер, а между тем — это прежде всего.

— Да Привалова и изучать нечего, — он весь налицо: глуповат и бредит разными пустяками.

— Прибавьте: Привалов очень честный человек.

— Ну и достаточно, кажется.

— Ах, Александр Павлыч, Александр Павлыч. Как вы легко смотрите на вещи, чрезвычайно легко!

— Вы меня считали умнее?

— Да…

— Откровенность за откровенность… Не хотите ли чаю или квасу, Оскар Филипыч? — предлагал Половодов. — Вы устали, а мы еще побеседуем…

Лакей внушительной наружности принес в кабинет поднос с двумя кружками и несколько бутылок вина; Половодов явился вслед за ним и сам раскупорил бутылку шампанского. Отступив немного в сторону, лакей почтительно наблюдал, как барин сам раскупоривает бутылки; а в это время дядюшка, одержимый своим «любопытством», подробно осмотрел мебель, пощупал тисненые обои цвета кофейной гущи и внимательно перебрал все вещицы, которыми был завален письменный стол. Он переспросил, сколько стоят все безделушки, пресс-папье, чернильница; пересматривал каждую вещь к свету и даже вытер одну запыленную статуэтку своим платком. Половодов охотно отвечал на все вопросы милого дядюшки, но этот родственный обыск снова немного покоробил его, и он опять подозрительно посмотрел на дядюшку; но прежнего смешного дядюшки для Половодова уже не существовало, а был другой, совершенно новый человек, который возбуждал в Половодове чувство удивления и уважения.

— Для чего вы хлопочете, Александр Павлыч, — скромно заметил Оскар Филипыч, принимая от Половодова бокал с игравшим веселыми искорками вином.

— Для вас, дорогой дядюшка, для вас хлопочу: вы мне открыли глаза, — восторженно заявил Половодов, не зная, чем бы еще угостить дорогого дядюшку. — Я просто мальчишка перед вами, дядюшка… Частицу вашей мудрости — вот чего я желаю! Вы, дядюшка, второй Соломон!..

В половодовском кабинете велась долгая интимная беседа, причем оба собеседника остались, кажется, особенно довольны друг другом, и несколько раз, в порыве восторга, принимались жать друг другу руки.

— Ну-с, Оскар Филипыч, расскажите, что вы думаете о самом Привалове? — спрашивал Половодов, весь покрасневший от выпитого вина.

— Привалов… Гм… Привалов очень сложная натура, хотя он кажется простачком. В нем постоянно происходит внутренняя борьба… Ведь вместе с правами на наследство он получил много недостатков и слабостей от своих предков Вот для вас эти слабости-то и имеют особенную важность.

— Совершенно верно: Привалов — представитель выродившейся семьи.

— Да, да… И между прочим он унаследовал одну капитальнейшую слабость: это — любовь к женщинам.

— Привалов?!

— О да… Могу вас уверить Вот на эту сторону его характера вам и нужно действовать. Ведь женщины всесильны, Александр Павлыч, — уже с улыбкой прибавил дядюшка.

— Понимаю, понимаю, все понимаю!

— Только помните одно: девицы не идут в счет, от них мало толку. Нужно настоящую женщину… Понимаете? Нужно женщину, которая сумела бы завладеть Приваловым вполне. Для такой роли девицы не пригодны с своим целомудрием, хотя бывают и между ними очень умные субъекты.

— Понимаю, понимаю и понимаю, дорогой Оскар Филипыч.

— И отлично! Теперь вам остается только действовать, и я буду надеяться на вашу опытность. Вы ведь пользуетесь успехом у женщин и умеете с ними дела водить, ну вам и книги в руки. Я слышал мельком, что поминали Бахареву, потом дочь Ляховского…

— Послушайте, я вас познакомлю с Ляховским, — перебил Половодов, не слушая больше дядюшки.

— Да, это и необходимо для первого раза… Нам Ляховский пригодится. Он пока затянет дело об опеке…

Таким образом союз между Половодовым и дядюшкой был заключен самым трогательным образом.

— Надеюсь, что мы с вами сойдемся, дорогой дядюшка, — говорил Половодов, провожая гостя до передней.

— О, непременно… — соглашался Оскар Филипыч, надвигая на голову свою соломенную шляпу. — Рука руку моет: вы будете действовать здесь, я там.

VII

Вернувшись к себе в кабинет, Половодов чувствовал, как все в нем было переполнено одним радостным, могучим чувством, тем чувством, какое испытывается только в беззаветной молодости. Даже свой собственный кабинет показался ему точно чужим, и он с улыбкой сожаления посмотрел на окружающую его обстановку фальшивой роскоши. Эти кофейные обои, эти драпировки на окнах, мебель… как все это было жалко по сравнению с тем, что носилось теперь в его воображении. В его будущем кабинете каждая вещь будет предметом искусства, настоящего, дорогого искусства, которое в состоянии ценить только глубокий знаток и любитель. Какой-нибудь экран перед камином, этажерка для книг, — о, сколько можно сделать при помощи денег из таких ничтожных пустяков!

— А дядюшка-то? Хорош!.. — вслух проговорил Половодов и засмеялся. — Ну, кто бы мог подумать, что в этакой фигурке сидят такие гениальные мысли?!