Том 2. Приваловские миллионы - Страница 83

— Это разбой, дневной разбой!.. — вскрикивал Ляховский, начиная бегать по кабинету своим сумасшедшим шагом.

Веревкин преспокойно покуривал сигару, выжидая, когда наконец Ляховскому надоест бесноваться. Побегав с полчаса, Ляховский вдруг останавливался и веселым тоном, как человек, только что нашедший потерянную вещь, объявлял:

— Николай Иваныч… Да ведь эти проклятые документы должны храниться в дворянском опекунском управлении, в Мохове. Да, да… Я хорошо это помню. Отлично помню…

Веревкин вместо ответа вынимал из своего портфеля отношения моховского дворянского опекунского управления за № 1348; в нем объявлялось, что искомых документов в опеке налицо не имеется. Ляховский читал это отношение через свои очки несколько раз самым тщательным образом, просматривая бумагу к свету, нет ли где подскобленного места, и, наконец, объявлял:

— Это вы сами написали, Николай Иваныч…

— Игнатий Львович, вы, кажется, считаете меня за какого-то шута горохового? А не угодно ли вам показать опись, по которой вы получали бумаги и документы при передаче опекунских дел?

— Какую опись?

— Да ведь вы опекун?

— Опекун. Ах, позвольте… Нужно спросить Василия Назарыча, он должен помнить…

— Он говорит, что передал все документы вам.

— Не может быть… Вы ослышались, Николай Иваныч!..

Подобная комедия повторялась чуть не изо дня в день в течение последних трех месяцев. Сначала пробовал хлопотать сам Привалов, но ничего не мог добиться и махнул рукой, передав дело Веревкину. Ляховский дошел до того, что даже прятался от Веревкина и, как был, в своем ваточном пальто и в туфлях, в таком костюме и улепетывал куда-нибудь в сад или в конюшню. Этот остроумный маневр несколько раз спасал Ляховского от нападений Nicolas, пока последний со своей стороны не придумал некоторого фокуса. Веревкин звонил у подъезда, и, пока Палька отворял двери, он рысью обегал дом и караулил ворота, когда Ляховский побежит от него через двор. Тут остроумный адвокат орлом налетал на свою добычу, и опять Начиналась та же сказка про белого бычка, то есть разговор о документах.

— Вам будет плохо, — предупредил Веревкин Ляховского за несколько дней до бала. — Отдайте добром…

— Послушайте, Николай Иваныч, — мягко ответил Ляховский. — Отчего Сергей Александрыч сам не хочет прийти ко мне?.. Мы, может быть, и столковались бы по этому делу.

— Да ведь он у вас был не один десяток раз, и все-таки из этого ничего не вышло, а теперь он передал все дело мне и требует, чтобы все было кончено немедленно. Понимаете, Игнатий Львович: не-мед-лен-но… Кажется, уж будет бобы-то разводить. Да Привалова и в городе нет совсем, он уехал на мельницу.

По вечерам в кабинете Ляховского происходил иногда такой разговор между самим хозяином и Половодовым:

— Я больше не могу, Александр Павлыч, — усталым голосом говорил Ляховский. — Этот Веревкин пристает с ножом к горлу.

— Немножко еще потерпите, Игнатий Львович, — отвечал Половодов, вытягивая свои длинные ноги. — Ведь вы знаете, что для нас теперь самое важное — выиграть время… А когда Оскар Филипыч устроит все дело, тогда мы с Николаем Иванычем не так заговорим.

— Оскар Филипыч, Оскар Филипыч, Оскар Филипыч… А что, если ваш Оскар Филипыч подведет нас? И какая странная идея пришла в голову этому Привалову… Вот уж чего никак не ожидал! Какая-то филантропия…

— Это нам на руку: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. А вы слышали, что дела у Василия Назарыча швах?..

— О да, слышал… Ведь вот, подумаешь; какой странный случай вышел! — удивлялся Ляховский.

— Ничего странного нет, а, наоборот, самое естественное дело. Ведь еще вопрос, откуда у Бахарева капиталы…

— Нет, это вы уж напрасно, — вступился Ляховский. — Я знаю слишком хорошо Василия Назарыча и могу поручиться за него…

— Это плохое доказательство. Вот я за вас сегодня поручусь, а вы меня завтра ко дну спустите… Ведь спустите и не поморщитесь. Ха-ха! Нисколько не обижусь, поелику homo homini lupus est. Кстати, у вас на святках бал готовится? Отличное дело…

— Да, бал, — упавшим голосом повторил Ляховский. — Деньги, деньги и деньги… И какой дурак придумал эти балы?!.

XVI

Наконец наступил и многознаменательный день бала. Весь Узел, то есть узловский beau monde, был поднят на ноги с раннего утра. Бедные модистки не спали накануне целую ночь, дошивая бальные платья. Хиония Алексеевна не выходила от Веревкиных, где решался капитальный вопрос о костюме Аллы. Вероятно, ни один генерал, даже перед самым серьезным делом, никогда не высказал такой тонкой сообразительности и находчивости. Каждая мелочь была обсуждена на предварительном совещании, затем в проекте, потом производился маленький опыт, и, наконец, следовало окончательное решение, которое могло быть обжаловано во второй инстанции, то есть когда все эти незаметные мелочи будут примерены Аллой в общем.

— Ах, душечка, не поднимайте плечи, — упрашивала Хиония Алексеевна Аллу, — вот у вас в этом месте, у лопатки, делается такая некрасивая яма… Необходимо следить за собой.

— Какие глупости… — грубила Алла. — Вы меня муштруете, как пожарную лошадь.

— После сами благодарить будете за науку, — трещала Хина. — Никто своего счастья не знает… Не все богатым невестам за богатых женихов выходить, и мы не хуже их. Не так ли, Агриппина Филипьевна? Деньги — как вода: пришли и ушли, только и видел… Сегодня богатая невеста, а завтра… Ах, я, кажется, не дождусь до вечера, чтобы посмотреть на Nadine Бахареву, на эту гордячку. Так интересно, так интересно… А Привалов-то, представьте, ведь он был влюблен в нее… д-да! И где только глаза у этих мужчин. Конечно, Привалов очень умный человек и теперь, кажется, одумался.